Моя дорога в «районку» началась, каким бы странным это ни показалось, с Ильинской школы-интерната. Там я учился со второго класса (первый окончил в Аферьевской начальной школе).

Об этой школе я писал, когда уже работал в газете «Знамя труда». Если мне память не изменяет, заметка называлась «Охраняется государством. Каким?». Удручающий вид школы меня тогда задел за живое. Слово «каким» тогда несколько смутило редактора газеты Анатолия Федоровича Захарова. Понимаю. И время было другое, да и действительно странно как-то – подвергать сомнению наличие государства, в котором мы жили, – СССР.

Но это было потом. Когда я учился в интернате, меня направили в пионерский лагерь «Орленок», что близ Туапсе, (наверное, за хорошую учебу и примерное поведение). Дело было зимой. В «Орленке» проводились уроки, но короткие, по основным предметам.
Однажды на уроке литературы учитель положил перед каждым из нас по белому листку бумаги и сказал: «Напишите стихи. Если не получится – сдадите чистый листок.
Попробуйте». Я мучился, пытаясь что-то написать. И вдруг… что-то повернулось в душе, как бы это сказать словами, душа как бы ожила, я ее почувствовал, она начала работать, слилась с чем-то внешним, космическим. Я испытал радость!

С того урока в «Орленке» для меня все и началось. Я не мог уже не писать свои «глупости», не мог не испытывать то, что испытал на черноморском побережье. Писал не только стихи, но и «прозу» – как сейчас понимаю, глупейшие заметки о школьной жизни. А.Ф. Захаров их тщательно правил, но я продолжал писать и приносить их ему – в здание редакции, которого теперь уже нет. Оно располагалось на месте бывшего райкома (теперешнего здания районной администрации).

После окончания Ленинградского университета я был распределен в Вилегодский район и направлен директором в Вохтинскую школу. И это я, психологически еще студент, вообще не знавший административной работы! К тому же уже не мог не писать (книга «Сенокосный день» была написана в это время – какие-то рассказы писались в университете – и потом, когда пытался учительствовать). Потом я был переведен в Ильинск, и опять же – в школу-интернат, где для меня всё и началось. Правда, школа уже была перепрофилирована для детей с особенностями развития. Я был потрясен их судьбами. Это меня задушило бы, если бы не написал повесть «Омут».

С учительством я расстался – не потому, что очень этого хотел, а потому, что и душевно, и физически не мог совместить преподавание и писательство. Наверное, это понимал и коллектив школы-интернат, и заведующий роно С.Г. Меньшаков. Меня перевели в роно инспектором. Роно и редакция газеты располагались на первом этаже зеленого здания, там редакция находится и сейчас.

Поработав какое-то время в роно, я стал просить заведующего С.Г. Меньшакова отпустить меня в газету. Это было в то время, когда мои внутренние противоречия достигли пика. Как я понимаю, С.Г. Меньшаков и А.Ф. Захаров встречались и обсуждали этот вопрос, и я был переведен в редакцию газеты. Спасибо им!

Наверное, и мои будущие коллеги, Н.Ф. Овечкина и В.А. Дураков, испытывали то же, что и я (каждый по-своему) – они хотели работать в газете, то есть не могли не писать.

Когда А.Ф. Захаров ушел на заслуженный отдых, редактором стал Александр Иванович Молёнов. Он иногда приглашал меня в свой кабинет и буквально спрашивал совета: «Василий Дураков просится на работу в редакцию газеты. Нина Овечкина тоже может работать корреспондентом и уже пишет заметки». Нина с сентября 1989 года работала секретарем-машинисткой в редакции.

Александру Ивановичу нужно было принимать какое-то решение. Что я мог посоветовать? Я же не профи-журналист. Предложил тогда: «Давайте посмотрим их тексты». Ведь если в них что-то есть (мысли, душа, талант), то приобретение профессиональных навыков – дело наживное.

Да и сейчас, когда читаю большое количество текстов, могу со всей определенностью сказать, что представляет из себя пишущий (в слове невозможно спрятать себя – все равно «вылезешь»).

И так какое-то время тексты Нины и Василия «проходили» через меня. Никаким редактором я себя не считал – просто чувствовал, что в их «сочинениях» есть главное – и желание, и способность писать, и понимание происходящих моментов (а всякие мелочные огрехи устранимы, они уйдут с опытом). Александр Иванович, по-моему, не ошибся в своем решении. Так Нина стала корреспондентом, и Василий был принят в редакцию газеты, где работала такой ас журналистики, как Раиса Ивановна Спирихина. Она-то и взяла их под свое «крыло». Без комментариев! Профи высшего порядка.

Нина и Василий стали профессиональными журналистами: никакой заслуги моей в этом нет. Лишь было мнение (наверное, оно для Александра Ивановича что-то значило). Гораздо большее влияние на нашу журналистскую деятельность оказала именно Р.И. Спирихина. Мы все стали друзьями! Поддерживаем эти отношения и сейчас.

В газете «Знамя труда» я написал столько, что даже сейчас удивляюсь списку этих статей, и все потому, что надо было писать практически в каждый номер! А если я не выполнял норму строк, то мне попадало от редактора: «Как же так, Николай Иванович?..» Так это деликатно, спокойно, но памятно. Ведь тогда кто-то другой из моих коллег должен был заполнять газетные полосы.

Именно в районке судьба свела меня с М.Д. Пузыревым и Л.А. Полушиным, без общения с которыми я уже не представлял своей жизни. И сейчас, когда еду на родину и проезжаю отворотку дороги на Байку, где жил М.Д. Пузырев, ёкает сердце (знаю, что уже никогда не заеду туда), а, приезжая в Ильинск, первым делом иду на кладбище – поклониться Л.А. Полушину, М.Д. Пузыреву, А.Ф. Захарову.

Во время работы в газете (да и сейчас) меня всегда – и в первую очередь – интересовали судьбы, характеры, отношения между людьми. Я абсолютно убежден, что в рассказах живых людей, в их, порой нелицеприятных исповедях, больше правды, чем в любой архивной бумажке. По крайней мере, для меня. Больше правды именно жизненной, художественной, эмоциональной, чувственной. Многих вилежан, о которых писал тогда, уже нет с нами. Их судьбы и образы нашли отражение в моих повестях и рассказах.

Напряженку редакционной работы вспоминаю с удовольствием – некогда было расслабляться: газета должна выходить в срок. Этой живой работы мне не хватает. Вот одна из причин, почему снимаю документальные фильмы (дает знать и опыт «районки», и моя вторая, вгиковская профессия) – буквально снаряжаю экспедицию и еду снимать и писать интервью. Так было и в июле 2021 года: мы снимали в Устьянах, в Сольвычегодске и на Виледи.

И конечно, с удовольствием вспоминаю своих коллег. В 1980 – 1990-е годы в «Знамя труда» сложился мощный творческий коллектив. Мы искренне хотели сделать «районку» лучше. Но это уже другая история. Мне же памятен урок по литературе в пионерском лагере «Орлёнок», что привел меня к Слову, к работе в районной газете…

Николай Редькин, член Союза писателей России, генеральный директор ООО «Издательский дом «Сказочная дорога», г. Москва